Дудкин: И я, и жена учились в свое время в классических школах. И я бы не хотел, чтобы в таких же условиях учились мои дети. Когда старшему сыну исполнилось 7 лет, я сразу стал искать альтернативные варианты. Из моих знакомых школами недовольны 70% родителей. Просто альтернативные варианты недооцениваются, у родителей есть ряд опасений: «А как же потом ЕГЭ сдавать?» И прочее. Я для себя ответил на все эти вопросы и отдал ребенка учиться в вальдорфскую школу. Она частная, но прикрепляется к государственной школе, по нормативам которой дети сдают тесты и экзамены. И также сдают ЕГЭ, получают аттестаты. Но при этом лишены всех тех стрессов, которые они испытывают в обычной школе. Все говорят, что школа нужна для социализации. Но какую социализацию ребенок получает в обычной школе?

Ведущий (руководитель адвокатской конторы «Рывкин и партнеры» Станислав Рывкин): Минуточку. Я думал, школа нужна не только для социализации, а для обучения в первую очередь?

Дудкин: Да, но, приходя за знаниями, ребенок сталкивается с целым рядом проблем. В том числе при так называемой социализации. Нас этот формат категорически не устраивает. Даже само слово «социализация» под то, что происходит, не подходит. В современной школе дрессируется слепое подчинение. Классы резко делятся на две категории: отличников, единственная радость которых — получать пятерки, и хулиганов, которые стремятся бунтовать против системы. Из одних вырастут подкаблучники, из других — асоциальные элементы. Начинается взрослая жизнь, и сотрудник, заходя в кабинет к боссу, сразу испытывает чувство вины. Хотя он ни в чем не провинился. Но срабатывает школьная привычка. Страх критики и страх неудачи. А этот страх годами воспитывали в школе: ошибка — 2, ошибка — 2, ошибка — 2. И человек очень часто не развивает заложенные генетически способности, потому что он боится ошибиться. Он выбирает стандартное, навязываемое обществом поведение. Годами работает на нелюбимой работе и так далее.

Ведущий: То есть стандартная школа притупляет способность принимать самостоятельные решения?

Дудкин: Да! Самостоятельность принятия решений в стандартной школе проявляется только в борьбе против системы. И социализация, кстати, тоже, когда все ребята говорят: «Слушай, давай пойдем прогуляем урок». А если ребенок не идет, то его все осуждают. И тут у него и начинаются проблемы в общении. Если подводить итог, то я считаю, что классическая школа если и справляется с какой-то задачей, то с подготовкой к ЕГЭ. А должна готовить не к ЕГЭ, а к жизни. Как, на мой взгляд, делает вальдорфская. Конечно, большинство все-таки окончили классическую школу, и многие стали успешными личностями. Я и себя отношу к таким людям. Есть мои знакомые, у которых дети сейчас учатся в обычных школах. Но, как правило, те, у кого все в школе сложилось хорошо, подчеркивают, что им повезло с учителем. Однако при том уровне зарплат, который у учителей сегодня, мне кажется, везти с учителем будет все реже.

Чередникова: Как раз в современных федеральных образовательных стандартах определена цель — развивать мотивационную составляющую, т. е. побудить человека к гармоничному развитию. Такую же цель преследуют и вальдорфская, и любая другая школа. Мы идем к одной цели, просто разными путями. Поэтому я не очень понимаю, как можно противопоставлять ветви одного и того же дерева.

Ведущий: Но ведь Максим как раз и говорит о разнице в содержании. Да и насчет результата — гармоничного развития личности: по его словам, альтернативными школами он достигается, а классическими — нет.

Чередникова: Вы же хотите, чтобы ваш ребенок состоялся как личность? Для этого поступил в высшее учебное заведение, реализовал себя в бизнесе, спорте или чем-то еще? Классическая школа также работает для этого. А технологии — это уже тонкости. Я сама окончила классическую школу, правда, в то время достаточно элитную — сейчас это гимназия им. Кольцова. И я многое из этой школы вынесла на всю жизнь.

Ведущий: Правильно, вы говорите об элитной школе. А если взять среднестатистическую, обычную школу? И это еще Воронеж! А я, допустим, жил в городе Ефремов, где 50 тысяч населения. И там, если учитель сводил счеты с учеником, конкретно с моей сестрой, за то, что ее брат плохо вел себя на уроках, было вполне нормальным, обычным делом!

Чередникова: В моей школе были прекрасные учителя. Не изучая более глубоко английский язык, я могу на нем говорить, писать, даже составлять сложные грамматические конструкции благодаря моей учительнице английского языка в школе Тамаре Григорьевне Цыбизовой. А наш учитель физики, почетный гражданин города Воронежа — Борис Федорович Пронин — мог найти индивидуальный подход к каждому ребенку. Например, он видел, что я ничего не понимаю в физике. Поэтому моя задача была выучить параграф, красиво законспектировать его в тетради и рассказать в классе. А задачи он давал мне списывать. Потому что понимал, что для меня важно состояние успеха, иначе у меня пропадет вся тяга к учебе.

Ведущий: Но вы же сейчас сами полностью подтверждаете тезис Максима! В классической школе все может сложиться хорошо, но только если повезет с учителем. А где гарантия, что повезет? Вот в частной школе родители голосуют рублем, там плохого учителя держать не будут.

Чередникова: А я нисколько не спорю с тем, что учебное заведение будет хорошо выполнять свою функцию, только когда там работают профессионалы. А когда начинается нытье, что государство нам что-то должно… Если ты профессионал, уважаешь себя, то ты не будешь жаловаться на государство, а будешь работать.

Ведущий: За 12 тысяч?

Чередникова: Если ты считаешь, что ты без этой работы не можешь…

Ведущий: Не можешь, но и на 12 тысяч жить не можешь.

Чередникова: Я не понимаю людей, которые говорят: «Буду я выкладываться за такие деньги!» Даже те же 12 тысяч на улице не валяются. Или работайте за них добросовестно, или ищите другие варианты заработка, в другой профессии.

Дудкин: Екатерина говорила о том, что классическая школа решает те же задачи, что и вальдорфская. Но если цели и задачи те же, то почему до сих пор родителей не устраивает классическая школа? Почему им приходится искать альтернативные варианты? Если бы все было так радужно, то я с удовольствием отдал бы ребенка в обычную школу. Но почему там до сих пор не так? И что нужно, чтобы ситуация изменилась?

Чередникова: Этот вопрос скорее вам нужно Владимиру Владимировичу переадресовать. Или министру образования. Но я все же отвечу: считаю, что главное — профессионализм и материальная база.

Дудкин: То есть все-таки проблема в кадрах?

Чередникова: И в кадрах тоже. Но не в зарплате. Учителя никогда не были самой обеспеченной частью общества. Однако они были элитой.

Дудкин: Дело в отношении к профессии?

Чередникова: Да. Вы сами все переводите сугубо в денежную плоскость: «Я готов платить, родитель голосует рублем». Собираясь на работу, я только и слышу по телевизору: «Самые большие коррупционеры — это учителя и воспитатели детского сада». И я своим коллегам запретила принимать любые подарки, кроме тех, что сделаны руками детей. Потом сами же родители скажут, что вы за них им что-то должны. Почему вот вы верите в своих педагогов в частной школе? И почему, приходя в государственную школу, в детский сад, родители видят в педагогах врагов? Но вот вы хороший родитель, вам важно, как вашего ребенка обучают. А есть те родители, которые идут жаловаться из-за того, что в школе не пластиковые окна. Либо приходят на родительское собрание и там друг с другом договориться не могут. А ведь родитель по государственному образовательному стандарту — полноправный участник образовательного процесса. Но об этом мало кто вспоминает.

Дудкин: Да, но ведь как раз в стандартной школе больше неадекватных родителей. Я прочитал в прошлом номере De Facto статью про «13-е районы». Есть семьи, которые не могут платить за обучение ребенка в частной школе. У них один выход — идти в государственную. И много среди них и тех людей, которые, возможно, как раз от безысходности пьют, у них постоянные конфликты в семье, психологические проблемы. И вот в обычную школу идут их дети. Я бы не хотел, чтобы мой ребенок находился в такой среде. Получается какой-то замкнутый круг. В школу приходят неадекватные родители, они плохо относятся к учителям, те, в свою очередь, злятся на этих родителей, соответственно, уже по-другому относятся и к своей профессии, и к детям.

Ведущий: Екатерина, а как в нашем обществе со всеми его болячками, которые вы сами перечислили: с родителями, которые бегут куда-то жаловаться вместо того, чтобы уделять внимание ребенку, с подобным отношением к профессии, с уровнем жизни, когда далеко не все семьи готовы вкладывать в своих детей столько, сколько, например, Максим, сделать так, чтобы школа все-таки действительно выполняла свои задачи? Чтобы родителям не приходилось искать альтернативные варианты?

Чередникова: Не хочу заниматься демагогией. Не могу сказать про все школы. Но вот свое направление, хотя бы направление дошкольного образования при лицее, которое я курирую, я могла бы организовать не хуже, чем в частной школе. У меня уже есть коллектив профессионалов, желающих работать, имеющих для этого соответствующее образование. Но, конечно, важна материальная составляющая. И если вы посмотрите критерии, по которым рейтингуется любое учебное заведение, то удивитесь: они словно с другой планеты. Должен быть свой «Лего-Парк», должна быть своя зона уединения, определенным образом оборудованное рабочее место воспитателя и т. д. Если все это реализовать, то мы увидим совсем другой уровень образования. И если бы бизнес-сообщество, предположим, сказало: «Я могу помочь конкретно так, а я оборудую роботокласс, поставлю компьютеры, я сделаю конференц-связь, я (как это сделал депутат Иван Владимирович Таратин) подарю спортивный инвентарь и уличное оборудование», то мы смогли бы наполнить эту техническую, материальную сторону содержанием. Например, у нас проводятся авторские курсы по арт-терапии, лингвотворчеству. Еженедельно ведет прием специалист медуниверситета, осматривает детей. Родители наших воспитанников могут получить любую консультацию о здоровье своего ребенка в клиниках медуниверситета. А это также важно для учебного процесса. Потому что родители могут думать, что ребенок — лентяй, а на самом деле у него серьезные проблемы со здоровьем или с развитием. Я считаю, что содержательные составляющие у нашего лицея уже есть. Дело за материальным наполнением. Но школа сама его не осилит. Здесь не обойтись без сознательной помощи бизнеса, представители которого не будут кивать на кого-то, не будут спрашивать: «Почему это я должен давать, пусть государство, оно обязано», а просто посчитают делом своей чести внести свою лепту в образование и воспитание нашей молодежи, не какой-то абстрактной, а конкретно этой школы, этого класса, этого детского сада. Тогда будет и моральное право спросить со школы, которая будет себя чувствовать любимым детищем своих граждан. Может быть, немножечко пафосно, но это правда.

Ведущий: Когда я учился в советской школе, то попал в экспериментальный класс, который должен был пройти программу 4 лет за 3 года. А когда мы ее успешно прошли, какой-то чиновник сказал, что они погорячились и в пятый класс никого переводить не будут, пусть еще год учатся. Перевели в итоге только меня и еще одного парня, потому что у нас были пробивные родители, возмутившиеся подобными экспериментами. А вы, как родитель, понимаете, насколько рискуете, отдавая детей в альтернативную школу? Вдруг кто-то из чиновников скажет, что сдать ЕГЭ по итогам обучения в ней недостаточно?

Дудкин: У меня нормальное отношение к риску. К тому же я очень тщательно изучил этот вопрос, в том числе с юридической стороны, прежде чем отдавать ребенка в вальдорфскую школу. Но самое главное — я считаю, что в этой жизни необходимо научиться рассчитывать прежде всего на самого себя. Да, в этом случае ты рискуешь. Но это лучше, чем перекладывать ответственность на учителей, на государство, на систему.