Зачистить поляну

Губарев (сдержанно): Сегодня некоторым кажется, что НТО и малоформатная торговля — пережиток прошлого. Но нужно же понимать, что этот бизнес развивался десятилетиями! Он позволил создать огромное количество рабочих мест. А теперь мы слышим, что киоски и павильоны не соответствуют законам и вообще образу современного города. Теперь чиновники выступают за умные остановки, стеклянные киоски с малюсенькими окошками, которые якобы смотрятся цивилизованно.

Иванюшин (удивленно): Вообще-то у нас есть дизайн-регламент, который создан для того, чтобы город стал красивее. Люди стараются, они полны желания сделать город современным! Чтобы он шел в ногу с мировыми столицами, как та же Москва или Барселона, а не оставался где-то в 90­х.

Губарев: Самое страшное — обезьянничество, в том числе и архитектурное. Москва — не вся Россия: и с экономической, и с архитектурной точки зрения. В столице сосредоточено 80 % капитала, там живут другие люди, у них другие зарплатные ожидания. И то, что работает в Москве, не работает в провинции. 20­25 лет назад в России не было бизнеса вообще, и в регионах его строили мы. Мы не обогащались и не уезжали жить в другие страны. Мы остались здесь и хотим дальше работать, развивать город и инфраструктуру, платя налоги и создавая рабочие места. И любой подтвердит, что страна сильна не крупными корпорациями, а малым и средним бизнесом. А в итоге сейчас с малым бизнесом и разговаривать не хотят.

Иванюшин: Если вспомнить, что было в Воронеже 20 лет назад, то это разруха. Сейчас город развивается. Не без ошибок, но все же. Всегда будет так, что инициатива одних затрагивает интересы других. Взять для примера любой крупный город мира. Чтобы сделать их такими, какие они сейчас есть, были разрушены дома и расселены миллионы людей. Потому что город строят не архитекторы, которым нужно, чтобы было красиво, а инженеры, которые приходят с линейкой и говорят: «Так будет функционально». И все меняется: в том же Воронеже почти пару десятков лет назад на Кольцовской был универмаг «Россия» и площадь, заставленная ларьками. В них не было даже кассовых аппаратов. Но теперь ведь такого нет…

Губарев: Весь воронежский бизнес вышел с этой площади, и я на ней был если не первый, то второй по количеству киосков. И кассовые аппараты там были, и нас контролировали, как мы пробиваем чеки. Но когда там начался снос киосков, я противодействовал этому как мог. И не потому, что так хотелось, а потому, что у меня были документы на эти объекты — работал по закону. Потом 2 года подряд мне не продляли аренду ни одного объекта. Но если бы мы сразу разобрали киоск, то сегодня не было бы ни компании, ни много чего, что сейчас есть.

Иванюшин (ностальгирует): У меня тоже был в свое время ларек. К чему я это вспомнил: предприниматель, конечно, должен существовать и участвовать в жизни города. Но нельзя идти у него на поводу и говорить: «Это твое место, делай здесь что хочешь».

Губарев (изумленно): Что хочешь? Да жить с таким «поводом» или скорее поводком российским предпринимателям практически невозможно. Например, у нашей компании было около 200 конкурентов, но в прошлом году их осталось 30­40, остальные умерли во время коронавирусных ограничений. А мы продолжали существовать, хотя выручка падала вполовину. Потому что мы привыкли работать вопреки. А вот крупным федеральным сетям по барабану, что происходит, они находятся под государством.

Иванюшин: То есть?

Губарев (не сдерживая эмоций, нецензурную лексику опускаем — прим. редакции): Бизнес, который занимается продуктами, если не полностью умер, то близок к этому. Потому что «Магнит» и «Пятерочка» выжгли все и вся. Так они теперь собираются зайти на рынок общепита. Ни в одной стране такого нет! В той же Германии сетевики привлекают арендаторов из общепита. А в России ничего, ***, не происходит! Просто берут и уничтожают людей! Ради чего? Ради красоты, ***! На *** это все нужно? Даже наш с вами разговор сводится к тому, что «все снесем, чтобы было, блин, красиво, и мы об этом отрапортовали. А вот этих плебеев с киосками — н*** их!»

Иванюшин: Ну так надо и сейчас выходить с инициативой и общаться…

Губарев (хохочет): С кем общаться? Вы были когда-нибудь на региональном съезде предпринимателей? Там в зале сидит одна молодежь, которая сама пока мало что в бизнесе понимает. А кто реально бизнес сделал в Воронеже, еще в 90­е, их там нет. Потому что мы эмоционально устали, мы вечно стучим в закрытые двери. Давайте смотреть на Москву и делать так, как она скажет. Вы адекватные? Вы подумали, кто с вами-то останется? Кто пожрать завтра вам сделает? Тот же «Моне», в котором мы сейчас с вами общаемся, приносит в 100 раз меньше, чем киоски на улице. Зато да, все красиво!

Иванюшин: Раз мы говорим о развитии, то есть два пути. Первый — когда администрация спрашивает у владельца земли, что ему здесь выгодно построить, и дает на это добро. Второй — у предпринимателя есть участок земли, он надеется построить то, что хочет, а ему говорят строить то, что вписывается в концепцию города. Вы за какой вариант?

Ведущий (руководитель адвокатской конторы «Рывкин и партнеры» Станислав РЫВКИН): А Воронеж по какому пути идет?

Иванюшин (иронизирует): По смешанному.

Губарев: Мне иногда говорят: «Да вам дай возможность, вы свои ларьки возле памятника Ленину поставите».

Иванюшин: А вы не думаете, что тогда начнется хаос? Например, я более предприимчивый, понаставил ларьков везде, где выгодно, хотя вы тоже там хотели точку открыть. Поэтому и спрашиваю: вы за местечковость Воронежа или за прогресс?

Губарев (значительно сдержаннее, чем в конце первого раунда): Я за то, чтобы у Воронежа было свое лицо, а нововведения нужно проводить там, где это нужно. Но должны учитывать и интересы людей. А каких именно людей? Горожан? Финансовых групп? Это камень преткновения. В каждом вопросе надо подходить индивидуально и общаться с людьми. Не для того, чтобы прикрыться общим голосованиям, а для того, чтобы бизнес служил нуждам города. Нельзя быть и за первый, и за второй вариант на 100 %. И вопрос вам: на ваш взгляд, какой объект появился в городе за последние 20 лет, который достоин, чтобы стать визитной карточкой Воронежа? Как, скажем, ЮВЖД.

Иванюшин: ЮВЖД — классика жанра, а вообще мне нравится все прогрессивное. Я не в тусовке и не знаю хозяев города или каких либо групп. Мне нравится «Марриотт», «Галерея Чижова» — то, что строят бизнесмены. Мне нравится обращаться к опыту других городов. Потому что в условной Англии ты можешь купить участок земли, но построить ничего не сможешь, потому что там куча ограничений, о которых тебе известно. Ты говоришь: «Я хочу тут высотку построить», а тебе в ответ: «Извини, брат, у нас здесь все дома одноэтажные». Ты парируешь: «Но он же будет из кирпича?» А тебе: «Прости, друг, все дома здесь только из фахверка». Отбиваешься: «Но я же купил землю!» И на это слышишь: «Ну что делать, ты иди в Воронеже строй, там так можно, а здесь нельзя».

Рывкин (обращаясь к Губареву): Александр, вы сказали, что предприниматель ратует за закон, и когда нет правил — это плохо. Однако вы же говорите: существовало решение на уровне города, что в условном месте N нельзя ставить киоски, но вы ставили, потому что вам надо было выжить. Получается замкнутый круг: закон нужен, но не про нас? Вы киоск поставили, другой тоже поставил. Правила побоку?

Губарев: В пандемию мы вообще не знали, наступит ли завтра. И так было только в прошлом году, когда мы существовали в полной неопределенности. Поток клиентов сократился в несколько раз. Было непонятно, как долго это будет продолжаться. Помните, сколько раз продлевали ограничительные меры? А насколько были размыты законы и приказы, которые приходили сверху? Я помню, что в Тамбове во время первой волны нужно было закрывать всю малоформатную торговлю — ничего не работало. А в Воронеже работало. В том же Тамбове во вторую волну решили, что сеть не должна работать ночью. В темное время суток коронавирус опаснее, чем днем, когда клиентов в 2 раза больше? А подоплека простая: у нас такой же ОКВЭД, как и у ночных клубов. Слава богу, что в Воронеже власть оказалась вменяемой, и нам давали работать ночью. А в Тамбове такого не было. Поэтому да, иногда нам приходилось думать — или соблюдать все нормы и сразу закрыться, или выживать. При этом в конце января правительство РФ выпустило распоряжение № 208, в котором местным властям настоятельно рекомендовано не только помогать бизнесу в получении мест под НТО, но увеличивать их количество, продлевать существующие договоры без конкурса, избавив малый и средний бизнес от излишнего администрирования. Посмотрим, услышат ли на местном уровне пожелания федерального правительства.

Рывкин (обращаясь к Иванюшину): А кстати, нужно учитывать период, в который принимается решение? Сейчас кризис все глубже: работать негде, цены растут, зарплаты низкие. Но мы сносим киоски, потому что мы за красоту. Тем самым лишаем рабочих мест людей, а казну — дохода. На что мы будем делать красивые фасады?

Иванюшин (возмущенно): Я с вами со всеми не согласен! Вы где кризис видите? Посмотрите, люди ездят на дорогих машинах…

Губарев (перебивает): …в кредит!

Иванюшин (эмоционально): Неважно! У людей есть деньги, посмотрите, на какие суммы они закупаются в гипермаркетах, сколько дорогих машин стоит на парковках около торговых центров. Не верьте в сказки, верьте своим глазам: кризиса нет!

Рывкин: Вы на горных лыжах катаетесь?

Иванюшин: Катался раньше, сейчас нет денежек.

Рывкин (удивленно): А почему? Кризиса же нет?

Иванюшин: Сейчас другие приоритеты. И я о другом: нужно, чтобы каждый занимался своим делом, чтобы была выстроена очередность действий. Дорожники занимаются строительством и благоустройством дорог, городскими коммуникациями — отделы, связанные с ЖКХ. Архитекторам нужно дать задание, чтобы они разработали внешний вид города. Причем не только архитектурные компании нужно вовлечь, но и все существующие союзы, молодых архитекторов приобщить к этому делу. Чтобы был конкурс, в котором каждый желающий мог бы презентовать свое видение города, и из полученных работ выбрать лучшие и конструктивные решения, в том числе и для бизнеса. И тогда удастся найти разумный компромисс.